Такие вопросы задал мне один из
участников нашего квартирника, на котором мы обсуждали роман Томаса Манна
«Будденброки».
Но обо всем по порядку. Кроме
литературной гостиной, проекта «Читайдодыр», блога «Бесполезная классика»,
кроме моих бизнес-лекций и лекций просветительских, - кроме всего этого у меня
есть еще один жанр: мы с друзьями собираемся вместе и обсуждаем книги. Моя роль
– нечто среднее между модератором и ведущим. Участники квартирника не
профессиональные филологи, а просто умные состоявшиеся люди, у которых есть
время и запрос на медленное, вдумчивое чтение.
На обсуждении присутствовало 12
человек, и все прочли роман, довольно объемный текст. Неторопливое
повествование, почти 800 страниц, тяжелая и безысходная история гибели одной
немецкой купеческой семьи. Все начинается за здравие (ну, почти) и
заканчивается за упокой. И вот прозвучали эти два вопроса: «Зачем это писать?
Зачем это читать?»
Ну, во-первых, в этих вопросах
выражена свобода взрослого человека, который никогда не мог их задать на уроках
литературы в школе. Это очень важно: во время урока нас приучили впитывать
«правильную» точку зрения, рассуждать о том, что «хотел сказать автор» и
абсолютно наплевать на наши собственные читательские мысли и чувства.
Собственно, для этого и существуют квартирники, чтобы свободно, расслаблено и
по-взрослому говорить о прочитанном, чтобы, наконец-то, не боясь оценок или
осуждения, выразить собственное мнение. И сказать, что «Эта книга мне не понравилась!»
Не понравилась, и все. Хочу другую. Или не хочу вовсе. Или «не понравилась», но
я готов обсудить и послушать другие мнения. Это очевидные «права и свободы»
читателя, но мы их лишены в школе…
Во-вторых, на этот вопрос нет
прямого исчерпывающего ответа, и я об этом часто пишу в своих заметках.
Художественная литература существует не «зачем», а «потому что». Она просто
существует, и мы вольны открыть книжку и закрыть ее. Можем извлекать уроки,
пополнять свои знания, или просто получать удовольствие от процесса чтения.
Но все это общие рассуждения.
Участник квартирника прочел роман и хотел получить ответ на свои вопросы. Почти
все герои романа Томаса Манна живут неправильно. Фальшиво. Изменяют своим
желаниям, следуют навязанным сверху правилам. Страшно далеки от счастья. А в
конце книги ясно, что род прерывается, что все усилия, направленные на
поддержание имени и статуса семьи Будденброков, что все компромиссы, грехи, вся
погоня за суетным, - в конце концов вся жизнь прошла тщетно. Ничего не остается.
Сын главного героя, хилый и впечатлительный Гано, не интересуется коммерцией,
его волнует музыка. Да и это неважно, потому что мальчик умирает от тифа, и на
этом все. Конец. А так все хорошо начиналось… Первая сцена романа: праздник по
случаю новоселья, глава семейства в окружении жены, сына и детей. Гости,
поздравления, вкусный обед и благополучие, которое кажется незыблемым.
Да, зачем об этом написал молодой немецкий писатель? И зачем нам об этом читать? По поводу писательского замысла я напишу в какой-нибудь другой раз, а сейчас – одно наблюдение из собственного читательского опыта. Когда я первый раз прочел «Будденброков», то подумал, что теперь я знаю, откуда Маркес взял историю угасания рода, откуда этот образ движения вниз по наклонной, эта картина времени, которое неумолимо заканчивается.
Сын Томаса Будденброка, последний
из рода как бы случайно проводит черту в семейной книге, тем самым знаменуя,
что «ничего уже больше не будет». Зловещий символ. Мальчик сделал это не
специально. Ему просто захотелось провести черту. Отец страшно рассердился, но
уже ничего не исправишь. Аурелиано Буэндия в самом конце романа Маркеса
пытается дочитать книгу, в которой рассказывается об истории и гибели его
семьи. Пересечения этих двух сюжетов меня очень волнуют. Без Томаса Манна не
было бы Маркеса, и при этом «Сто лет одиночества» совершенно не похожи на
«Будденброков». Совершенно. И при этом очень похожи. Художественный образ
продолжает жить в других формах. В другой стране, в другом языке и другой
эпохе.
Так какую книгу мы будем обсуждать в следующий раз?...
Иллюстрация Ю.Лушникова-Матвеева